Когда в МГУ и Сорбонне станут читать лекции по истории аниме, начинать их будут так: «Золотой Век японской анимации пришелся на 90-е годы двадцатого столетия. Образно говоря, все мы вышли из контактной капсулы Синдзи Икари...». О «Евангелионе», самом загадочном сериале за всю историю аниме, рассказывает Николай Караев.

Этот материал был опубликован в 7-м номере журнала «АнимеГид» в мае 2005 года и воспроизводится здесь с разрешения автора. Оригинал публикации можно скачать в pdf.

Ре­во­лю­ция? Эво­лю­ция? ЕВА­лю­ция?
Малый джентльменский набор сериалов, который бывалые анимешники рекомендуют к просмотру неоперившимся отаку, включает в себя, как правило, одни и те же названия. «Евангелиону» (ласково — «Еве») в этом наборе место найдется всегда. Может быть, с оговоркой «на любителя» — хотя тут же выяснится, что «любителей есть», и немало. За что любят Shinseiki Evangelion, сразу не объяснишь, ясно только, что сериал этот для анимешников — святое. Что и логично, и бесконечно странно. Логично — потому что так оно исторически сложилось: говорим «Ева» — подразумеваем «аниме». Ни одному другому сериалу не посвящено столько сайтов, владельцы которых пытаются понять, кто такая Рэй Аянами, куда делся второй Ангел и кто убил Ка... впрочем, спойлерить грешно. Безграничная популярность «Евангелиона» — научный факт, даже люди, почему-то оставшиеся к нему равнодушными, отмечают, что «что-то такое» в сериале есть. По статусу «Евангелион» равен «Войне и миру»: классика, как к ней ни относись.

А странно это потому, что чем-чем, а классическим аниме «Евангелион» точно не является, пусть он и набит стереотипами вроде большеглазых школьников. Прорисовка — не фонтан: одни говорят, что у студии Gainax было мало денег, другие — что режиссер Хидэаки Анно так всё задумал с самого начала. Сюжет только кажется обычным, на деле в нём чёрт ногу сломит, последние серии — и вовсе крутой авангард. Разве что тема ИБМ (идиотских боевых машин) раскрыта. Хотя это были не роботы...
«Ева» не произвела в аниме революции: мейнстрим по-прежнему течет по обжитому в 1980-х руслу, даже более поздний сериал-подражание RahXephon — исключение, подтверждающее правило. С другой стороны, «Еву» нельзя назвать и тупиковой ветвью жанра. «Ева» абсолютно, непререкаемо самодостаточна.
Получилось так, может быть, потому, что Анно не хотел произвести в индустрии переворот, заработать денег или снять нечто традиционно-добротное. Всё было куда проще и человечнее. «Говорят, что жить — значит меняться, — писал режиссер за три месяца до премьеры. — Начиная работать над сериалом, я хотел, чтобы по его завершении персонажи и мир преобразились. Таково мое искреннее устремление. Мне по силам вложить в Евангелион всего себя — человека, который за четыре года потерял всё и не мог ничего сделать. Эти годы я только и делал, что убегал, я был не мертвым, но и не живым. Я приступил к работе с одной мыслью: „Не убе­гать! Не убе­гать!..“».

ЕВЫ — не то, чем они ка­жут­ся
Впрочем, «Евангелион» имел все шансы стать красивой анимешной сказкой вроде Escaflowne. Сказки ведь бывают всякие: веселые, грустные, страшные. Только непонятными и безвыходными сказкам быть запрещено, эти свойства зарезервированы за реальностью. И не стоит уповать на то, что «Евангелион» — аниме. Биороботы-ЕВЫ тоже одеты в красивые доспехи, но наступит момент истины — и шлемы с масками будут сброшены.
Правда, поначалу всё выглядит достаточно романтично. Японский школьник Синдзи Икари управляет человекоподобным биороботом (Евангелионом) и истребляет плохих пришельцев (Ангелов). Как говорится, «есть такая профессия — Землю защищать». Вместе с ним человечество спасают две школьницы, Рэй Аянами (с голубыми волосами) и Аска Лэнгли-Сорю (с рыжими). Героическая троица состоит на службе у секретной организации NERV, возглавляемой отцом Синдзи, Гэндо Икари. Чем дальше в лес, тем опаснее Ангелы; однако люди из NERV — очаровательная Мисато Кацураги, спокойная Рицуко Акаги, мудрый Фуюцуки — найдут под началом бесстрастного Гэндо выход из любого положения. Одновременно разворачивается почти детективная интрига: оказывается, за спиной NERV стоит преследующий свои цели тайный комитет SEELE.
Всё верно, но... Что ЕВЫ, как совы из «Твин-Пикса», совсем не то, чем кажутся, несмотря на торчащие из них питающие кабели и электрический свет в глазах, — видно уже из первой серии. И это только начало; позже придется смириться с тем, что все упомянутые персонажи лишь хотят казаться такими, какими выглядят. Собственно, для того чтобы расшифровать сюжет «Евы», нужно понять истинные мотивы героев. Прямо по Конфуцию: «Не бойся, если люди не понимают тебя, бойся, если ты не понимаешь людей...».
А что вы думали — это мультик про то, как роботы с Ангелами дерутся? Нет, тут всё куда сложнее. Привыкайте к тому, что люди ведут себя не как в сказке: страдают — по полной, смеются — в голос, молчат — минутами. Один рассуждает о потерянном рае, другая выбирает себе в магазине купальник, третий пытается избавиться от депрессии, и всё это — в шаге друг от друга, без спасительных для психики зрителя переходов. Вы в жизни видели переходы?
Вот автомобиль Мисато перевернуло взрывной волной от сброшенной на Ангела бомбы. Синдзи, сын начальника NERV, уцелел чудом. И о чём, вы думаете, размышляет капитан Кацураги, мчась на полной скорости в резиденцию NERV, город Токио-3? о том, что единственное приличное платье пострадало и машина разбита, а по лизингу еще платить и платить... Не задался день. А Ангел — что Ангел? Ну — прилетел. Впервые за пятнадцать лет, да. Так на то NERV и существует, чтобы с Ангелами сражаться. И шуршат, шуршат цикады... Тоже не зря: в Японии насекомое «ш-ш-ш» слышно только в определенное время года, постоянное шуршанье — не к добру. Ну да, на Земле же теперь всегда жарко, потому что случился Второй Удар и полчеловечества погибло в природных катаклизмах и войнах. Только впечатление такое, что никого это особенно не волнует, — ни школьников, ни учителя истории. Человек способен привыкнуть ко всему.
Но: жить — зна­чит ме­нять­ся.

Ге­рой дол­жен быть... или не дол­жен?
Чем больше узнаешь о будущем «Евангелиона», тем больше запутываешься. Взять хоть Ангелов. Почему «Ангелы»? На крылатых белоперых созданий они не похожи — ни один. А похожи эти кошмарные куклы из ужасного далека на непотребных существ с картин Иеронима Босха. И тем не менее нам сообщают, что Ангелы состоят из материи, практически тождественной светы, и что вообще они — почти как люди. На 99,89 процентов. Опять же — взрослые этому не удивляются. А Синдзи, конечно, слишком неуверен в себе, чтобы задавать вопросы. Ангел — враг. Поймал врага в прицел — стреляй. Вот пуля полетела — и Ангел мой упал... Короче, одна неразбериха с этими врагами.
А герои кто?
Синдзи: беспрерывно страдает от одиночества и в то же время панически боится с кем-либо сдружиться. Или кажется, что боится?
Аска: ее смысл жизни — побеждать, она не остановится ни перед чем, лишь бы доказать, что она лучшая. Или кажется, что не остановится?
Рэй: аутичная, молчаливая, неулыбчивая, готова выполнить любой приказ Гэндо Икари. Или кажется, что готова?
В общем, ни одного приличного главного героя. Взрослые не лучше: комплекс на комплексе и травмой детства погоняет. Даже Гэндо — и тот какой-то странный. Почему командующий Икари ехидно улыбается, когда его заместитель Фуюцуки рассуждает о конце света?
В том и фишка: умножать число аниме про «борьбу бобра с ослом» Хидэаки Анно не захотел, и даже историю про то, как настоящее Добро побеждает всамделишное Зло, снимать не стал. А снял он конспирологическую фантастическую мыльную оперу с философским подтекстом. Даже не притчу, хотя если бы Евангелион был притчей о том, что победа над собой куда важнее победы над Ангелами, ему не было бы цены.
Нет, сюжет и не думает делиться на квест «внешний» и квест «внутренний». Скоро будет десять лет, как прогрессивное отачество гадает: о чём же «Евангелион»? О конце света, как мы его знали?
Но простите, по версии какой религии?

Бо­ги из би­о­ро­бо­тов
Религиозных мотивов в «Евангелионе» пруд пруди. Начиная с названия: «evangelion» с греческого — не что иное, как «евангелие» или «благая весть», «shinseiki» с японского — «новая эпоха». Итого — «благая весть новой эпохи», название, прямо скажем, не без претензии.

Ангелы с их странными, но вполне «историческими» именами (Сасиил, Ариил, Израфил...) и названные в честь волхвов компьютеры Центральной Догмы (Каспар, Бальтазар и Мельхиор), — тоже плоть от плоти иудеохристианской традиции. Как и Адам, Ева, Лилит, а также копье святого Лонгиния, стражника, которому выпало пронзить сердце распятого Иисуса. И еще — огромные световые кресты, крестик Мисато, девиз NERV, начинающийся со слов «Бог в своих небесах...». Не говоря о каббалистическом Древе Сфирот.
Есть, однако, мнение, что все эти символы Хидэаки Анно использовал намеренно, дабы смутить и без того перепуганного анимешника, спешно обложившегося сочинениями по еврейской мистике и христианской эсхатологии. А на самом деле «Евангелион» построен на традиционной японской религии синто: Синдзи, Рэй и Аска — это боги Сусаноо, Аматэрасу и Удзумэ, отпрыски божественных супругов Идзанаги и Идзанами. Копье Лонгиния — Небесное Копье из мифа о сотворении японского архипелага.
Есть другое мнение: описанный Апокалипсис — не христианский вовсе, а буддийский. И еще мнение — что толковать сериал нужно исключительно по Карлу Густаву Юнгу. Но тут мы рискуем забраться в напрочь непроходимые дебри. Да и какая, в конце концов, разница, о чём в «Евангелионе» рассказывается? Может быть, о создании Бога. Или о воскрешении Бога. Или даже об убийстве Бога. Может, о локальном Апокалипсисе в сознании Синдзи. Или о глобальном, космических масштабов. Кого это интересует — тот может посмотреть полнометражный фильм «Конец Евангелиона» и, простите за каламбур, вконец же озадачиться.
Между тем эксперимент, который проводит Анно, прост. Если бы любой из нас мог стать Богом; если бы нам дали право пересотворить реальность так, как нам того хочется, — каким стал бы мир?

Ког­да прой­дет боль
Аниме, фантастика, экшн, комедия, мистика, религия, философия — это для Евангелия от Хидэаки Анно лишь декорации. Объясняет Анно решительно не то, что показывает. «Я размышлял о том, смогу ли наполнить фильм тем, что чувствую сам. Я знаю, что это жестоко, сложно и бессмысленно — но именно к этому я стремлюсь. И я не знаю, каков будет результат... история во мне еще не закончена».
История Синдзи Икари, Хидэаки Анно и того, кто смотрит «Евангелион», продолжается двадцать шесть серий. Ты следишь за битвами с Ангелами, переживаешь за Синдзи, норовящего сбежать от жестокого отца, смеешься, когда Аска в очередной раз орет «анта бака!», «ты дурак!», пытаешься понять, почему так странно ведет себя Рэй, разгадываешь шарады и постепенно вживаешься в шаткую сериальную идиллию. Но тебя предупредили: конец света не за горами. Режиссер аккуратно подводит героя, себя и тебя к той черте, за которой провал. Потом декорации исчезают — и вы трое начинаете судорожно искать выход.
Главное — не убегать. От себя далеко не убежишь, и если твоя жизнь превратилась в страдание, остается одно: стать самому себе Богом и пересобрать себя заново. Когда это происходит, разница между Синдзи Икари, Хидэаки Анно, зрителем и Богом исчезает. И провал — исчезает тоже. И происходит чудо.
...Предположим — просто предположим! — что NERV прав, что Бог в небесах всё-таки есть, и что Он помогает тем, кто сбился с пути, расставляя на этом самом пути знаки: освобождение от страдания — вон в той стороне.
Для од­них та­ким зна­ком мо­жет стать пинкфлой­до­вс­кая «Сте­на».
Для дру­гих — «Приг­ла­ше­ние на казнь» Владимира Набокова.
Для треть­их — «Еван­ге­ли­он Но­вой Эпохи».
Мы жи­вем в эпо­ху Еван­ге­ли­о­на. Спел же Бо­рис Гре­бен­щи­ков за­дол­го до по­яв­ле­ния се­ри­а­ла, но точь-в-точь о нём:

Так пусть идет дождь,
пусть го­рит снег,
пус­кай по­ет смерть
над гус­той тра­вой.
Я хо­чу знать,
прос­то хо­чу знать,
бу­дем ли мы тем, что мы есть,
ког­да прой­дет боль.

Под странным Древом дремлет ЕВА, секретный NERV на Древе том...
Иудейские мистики-каббалисты верят в то, что Бог «раскладывается», оставаясь при этом единым и неделимым, на десять атрибутов, ступеней лестницы мистического откровения, проявлений вовне, позволяющих нам познать божество. Десять божественных качеств получили в каббале название «сфирот», или «чисел» (единственное число — «сфира»). «Совокупность десяти сфирот, образующая Древо Сфирот, — пишет авторитетный исследователь каббалы Гершом Шолем, — понимается как динамичное единство, в котором раскрывается жизнедеятельность Бога».
К «Еве» эти рассуждения имеют самое прямое отношение. Древо появляется там постоянно: два раза во вступительном ролике; на потолке огромного кабинета Гэндо Икари; в фильме «Конец Евангелиона». Попыток связать происходящее с теорией каббалы делалось множество; приводимый здесь расклад главных персонажей — одна из них.
В каждом персонаже доминирует качество «его» сфиры. Например, Синдзи — основание (последняя надежда человечества); Рэй — непреходящее сияние (по-японские ее имя означает и «ноль», как в ЕВЕ-00, и «луч», от английского «ray»); Аска — победа (стремление побеждать) и так далее. Вместе с тем каждый персонаж заведомо ограничен и «неполон», ибо лишен качеств других сфирот.
При анализе Древа по вертикали каббалисты выделяют три столпа. Главный столп «образуют» отец, мать и сын Икари, а также Ангелы, с которыми эти трое находятся в загадочной связи. Левый столп — Колонна Суровости, и чем дальше от Короны Бога, тем «холоднее» персонаж. Правый — Колонна Милосердия, и чем дальше от короны, тем персонаж эмоциональнее.
По горизонтали Древо делится на три треугольника (не считая особенной сфиры Малхут). Первый — треугольник наивысшего знания, которым обладают Гэндо и его доверенные лица. Второй — три аспекта женского начала: материнство, ученость, любовь; эти же аспекты заключены в трех компьютерах Центральной Догмы. Третий — три избранных ребенка, три пилота.
Сфиры связаны между собой по сложной схеме двадцатью двумя линиями, каждой из которых соответствует буква еврейского алфавита. Сфира Тиферет (Юи Икари) на особом положении — она связана напрямую со всеми сфирот, кроме Малхута. Остальные линии отображают связи между персонажами — росдтвенные, любовные, дружбы-ненависти. На досуге каждый может изучить эти связи более подробно.
Кстати: каббалисты считают, что в каждой сфире отражаются все остальные сфирот. С этой точки зрения Хидэаки Анно — завзятый каббалист, его герои много рассуждают об отражениях в душах друг друга. И если соотношение сфирот и персонажей соответствует истине, приходится признать, что девиз NERV («Бог в своих небесах — и в порядке мир!») — не пустой звук: в этой организации в «разобранном виде» работает единый и неделимый Бог. ■

Журнал «АнимеГид» издавался в Москве с ноября 2003 по ноябрь 2010 года, всего вышло 39 номеров. Часть редакционного коллектива сейчас работает над «Отаку».

Картина о судьбах курильских японцев получила приз жюри 38-го смотра анимации в Анси, вошла в программу Московского международного кинофестиваля, 29 августа закроет сахалинский фестиваль «Край света», а осенью, возможно, доберется до других городов России в рамках Большого фестиваля мультфильмов. Специально для «Отаку» Николай Караев написал о том, почему «Остров Джованни» — замечательное кино, а Валерий Корнеев поговорил с Полиной Ильюшенко, озвучившей в фильме пионерку Таню.

Режиссер Мидзухо Нисикубо уверен: наш мир каждый день спасают люди, похожие на Дзюмпэя и Таню.

Лето 1945 года. Император Хирохито объявляет о поражении своей страны. Японский остров Сикотан становится в ходе Курильской десантной операции советским Шикотаном. Братья Дзюмпэй и Канта наблюдают за приходом солдат-росскэ и знакомятся с девочкой Таней, дочерью командира советского гарнизона. Отца Дзюмпэя арестовывают и увозят с острова. Влюбленный в Таню мальчик уверен, что отца арестовали из-за нее, между тем шикотанских японцев транспортируют на Сахалин…

Сразу оговорюсь: я не могу быть объективным в отношении «Острова Джованни», потому что участвовал в работе над ним как переводчик — студия Production I.G. попросила перевести на русский реплики советских героев. И я чертовски рад, что стал причастным к этому кино. Оно, как ни крути, отличное — хотя бы потому, что, свыкнувшись со стереотипными росскэ в зарубежной кинопродукции, ничего особенного от аниме про пресловутые «северные территории» не ждешь. И не-ожидания твои, к счастью, не оправдываются: фильм оказывается не плоско-политическим, а совсем наоборот. В будущем «Остров Джованни», я уверен, встанет в один ряд с «Могилой светлячков» и «Босоногим Гэном», которые тоже не упрекнешь в политизации.

Впрочем, без политической реальности «Острова Джованни» не было бы, пусть она и подается через восприятие ребенка. Нам не показывают, допустим, как Рузвельт уговаривает Сталина атаковать Японскую империю через три месяца после победы над Третьим рейхом, а генералиссимус просит взамен несколько островов. Вообще, вся Вторая мировая война в сознании Дзюмпэя закономерно сводится к нескольким вещам: невнятная речь императора по радио (по сути, на иностранном языке — в знаменитом «обращении драгоценного голоса» Хирохито вещал на классическом японском, который шикотанские рыбаки не понимают); вернувшийся с фронта пронырливый дядя Хидэо, мигом переквалифицировавшийся в контрабандиста; японский гарнизон острова, сдавшийся советским солдатам. «Закономерно», потому что дети не отвечают за отцов и дедов, да и отцы и деды — рыбак Гэндзо, глава пожарной части поселка Тацуо, тот же Хидэо — отвечать за японскую военщину никак не могут. Точно так же советская аннексия, ломающая жизнь Дзюмпэя (его отца арестуют за то, что он утаил оставшийся после сдачи гарнизона запас риса, чтобы накормить жителей острова), — это данность, с которой дети и взрослые с обеих сторон бороться бессильны.

Правда, можно преодолеть ее, обойти уровнем выше, там, докуда политика не достает. В «Острове Джованни» есть удивительная сцена: сельскую школу, где учится Дзюмпэй, делят пополам, вторую половину отдают советским детям, и в какой-то момент оба класса поют свои песни, стараясь перекричать друг друга. Японцы затягивают «Акатомбо», детскую «Красную стрекозу», советские — куда более взрослую «Расцветали яблони и груши…». Кажется, что это — отсылка к ключевой сцене в «Касабланке», где нацистские офицеры поют «Стражу на Рейне», а французы ударно отвечают им «Марсельезой». Однако параллель это или кажущаяся, или намеренно ложная: наступает день, когда японцы начинают подпевать «Катюше», после чего — неожиданно для всех, и для героев, и для зрителя, — происходит маленькое чудо.

Персонажи изображены нарочито просто, даже лишены теней. Визуальная формула картины — лаконичный рисунок героев, тонкий подбор цвета, живописные фоны плюс умело поставленная анимация.

На этом уровне — выше политики — всё меряется совсем другим мерилом. Тут нет политически правых и виноватых: советские солдаты исполняют свой долг так же, как исполняли его солдаты японские. Японцы, разумеется, боятся росскэ, которые, по слухам, голыми руками убивают медведей, и когда в школьный класс врываются автоматчики, учительница Савако решает показать им самурайский дух — свой и учеников: на окрики «выйти из класса» она отвечает, что, мол, идет урок, не мешайте тут. И Дзюмпэя вызывают к доске, чтобы он написал, сколько будет ноль целых пять десятых плюс одна вторая. Тут в класс входит советский командир, огромный, звероподобный. Все замирают в молчании. Сапоги росскэ сотрясают хлипкую школу; он подходит к доске — и… пишет правильный ответ. А потом передает Дзюмпэю мел: «Возьми, малыш». И ведь понятно, что «Остров Джованни» создавался до событий на Украине, но слова «вежливые люди» приходят на ум сами собой.

Подобных примеров в фильме множество. Русские все разные: одни врываются в дома, требуя «ценности» (ну так и дядя Хидэо мародерствует вовсю — правда, с благими намерениями), другие зовут на угощение. Человечность можно проявить и в самых неблагоприятных для нее условиях. Люди чаще всего не звери; демонизировать не стоит и тех, кого ты считаешь врагом. Даже когда кажется, что перед нами явное зверство (как в эпизоде на корабле, когда матрос отнимает у японки младенца), происходящему находится вполне человеческое объяснение. Более того, в аниме есть очень сильная, если смотреть глазами японцев, сцена с кореянкой. Судя по всему, она — одна из полутора сотен тысяч корейцев, насильно привезенных японцами в годы войны на Карафуто (Сахалин) в качестве рабсилы. Этих людей постигла худшая по сравнению с японцами судьба: за японскими гражданами бывшая империя прислала корабли, а корейцев на родину так никто и не вывез (отчасти из-за нежелания СССР рушить инфраструктуру острова). Так вот, кореянка, повариха в сахалинском лагере, спасает японцев от верной смерти — и помогает им, хотя политическая ненависть могла бы оказаться сильней. Но не оказывается. Люди — не звери. Кроме, быть может, политиков, но их в этом фильме, слава японским богам, не показывают.

Наличие консультантов свело к минимуму клюкву и языковые ляпы. Странновато смотрятся лишь некоторые вывески в Холмске, да еще пустыня Гоби на Танином глобусе почему-то превратилась в «Пусты Гнояби».

Есть в «Острове Джованни» и третья реальность, самая реальная, хотя и самая волшебная. Собственно, почему остров Джованни, а не Дзюмпэя? Потому что так зовут героя сказки «Ночь на Галактической железной дороге» (в русском переводе — «Ночь в поезде на Серебряной реке») поэта Кэндзи Миядзавы, и это любимая книга Тацуо, который даже сыновей назвал Дзюмпэем и Кантой, чтобы было похоже на Джованни и Кампанеллу. Эпиграф взят оттуда же:

— Но что такое настоящее счастье? — спросил Джованни.
— Не знаю, — рассеянно ответил Кампанелла.
— Нам надо приободриться, — сказал Джованни и глубоко вздохнул, будто свежие силы забурлили в его груди.

Дзюмпэй с братом живут в сказочной реальности Миядзавы: рыбацкая изба в их воображении превращается в вагон галактического поезда, несущегося на всех парах к станции «Лебедь», и вдоль игрушечной железной дороги, ставшей для Тани и Дзюмпэя своего рода проводником дружбы, течет та самая Серебряная река (буквальный перевод слова гинга, 銀河, означающее и Млечный путь, и «галактику» вообще): «Она была прозрачнее стекла, прозрачнее водорода; возможно, то был обман зрения, но на ее поверхности порой пробегали маленькие фиолетовые волны, и она вспыхивала всеми цветами радуги. На всей равнине стояли то тут, то там красиво фосфоресцирующие вышки…» Вся эта неземная красота, резко контрастирующая с северными серыми шикотанско-сахалинскими пейзажами, визуализована в «Острове Джованни» столь ослепительно, что аниме это может считаться отчасти и экранизацией повести Миядзавы — второй после ленты Гисабуро Сугии. Только, конечно, хорошие сказки отличаются от плохих тем, что в них герои тоже умирают. Те, кому сюжет «Ночи на Галактической железной дороге» знаком, вспомнят и о судьбе Кампанеллы, и о подвиге Скорпиона. Реальности переплетаются странно, даже жутко: красный огонь Скорпиона, который «продолжал гореть бесшумно и ослепительно ярко», — это огненные прожекторы советского военного корабля, куда увозят отца Дзюмпэя…

Самое интересное, что в основу фильма положена реальная — и вряд ли сильно приукрашенная — история шикотанского мальчика Хироси Токуно, которому в 1945 году было 11 лет. Светловолосая голубоглазая красавица Таня в самом деле жила на этой земле — как и ее гостеприимная мать, и добрый отец-командир. Токуно, ныне почтенный старец, до сих пор дважды в год ездит на Шикотан, где у него много друзей среди тех самых росскэ. Люди могут не враждовать, даже если «ребята, что сидят наверху» этого хотят. Всё зависит от выбора — и, в конце концов, есть чувства посильнее вражды, недаром главной песней фильма становится романс «Дорогой длинною» (вот эта версия): «В даль родную разными путями / нам отныне ехать суждено…» — вот что куда важнее всех войн на свете. Расставание и смерть; расставание как смерть — и смерть как расставание. Дорогой длинною, погодой лунною летит вдоль Серебряной реки удивительный поезд, и на каждом его вагоне светятся иероглифы: то ли «Ностальгия», то ли «Надежда».

«Остров Джованни» вышел удивительно вовремя, и не только потому, что это, по сути, оборотная сторона аниме Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает», точно так же завязанного на Вторую мировую с точки зрения проигравших — и точно так же не оставляющего хорошим людям в предложенных условиях почти ничего, кроме мечты. Еще удивительнее пересечения «Острова Джованни» с событиями в Крыму и на Украине. Есть что-то из высшей, кэндзи-миядзавовской реальности в том, что фильм Мидзухо Нисикубо выходит ровно тогда, когда после каждого выпуска новостей хочется выть.

Но только выть — нельзя. Надо быть, как Таня и Дзюмпэй. Надо петь. —НК

Полина Ильюшенко
15-летняя артистка театра и кино, вокалистка, актриса озвучения (русский голос Чайны Паркс из диснеевского сериала «Высший класс», кроме прочего). Сейчас Полина живет, что называется, на две страны: учится в Германии и работает в России. В фильме «Остров Джованни» озвучила советскую школьницу Таню.

— Как вы попали в этот проект?

— Меня просто позвали на очередной кастинг, сказали, что будет толковый фильм. Я специально приезжала из Германии, оказалось — не зря!

— Расскажите, как вас готовили к записи, знакомили с вашей героиней?

— Реплики других героев записывались параллельно с моими. Один из японцев очень хорошо говорил по-английски, мы с ним много общались, обсуждали Таню, какая она на самом деле, как выглядит, что любит, что у нее вообще за история. Мы разбирали даже мелочи: что она чувствует буквально во время каждой фразы, каждого вздоха, каждого движения и поворота. Всё детально, чтобы добиться безупречного результата. Работа над Таней была самая сложная, но она дала мне море опыта. Теперь я стала глубже видеть и воспринимать персонажей.

— Господин Нисикубо очень доволен тем, как вы справились со своей ролью. Озвучением в Москве руководил российский режиссер дубляжа, или всё полностью контролировали японцы? Сколько времени заняла запись?

— Всё было напрямую, режиссер фильма всегда был рядом, не отлучался ни на минуту, комментировал, его помощник переводил мне по-английски, мы быстро нашли общий язык. Огромную работу проделала Женя Давидюк, которая приехала с группой из Токио, она идеально знает японский. Боже мой, мне кажется, [иностранцу] невозможно так хорошо говорить по-японски… Она объясняла важные нюансы, которые помощник режиссера не мог перевести даже на английский. Запись длилась ровно три дня, но за эти дня мы очень подружились со всеми. Были прогулки по ГУМу, ужин в московской столовой (именно в столовой, видимо, чтобы почувствовать колорит нашей великой страны), «Чайхона» и многое другое. До сих пор переписываемся в фейсбуке!

— Когда шло озвучение, реплики японских артистов уже были на месте, или российская группа работала без оглядки на них?

— Вроде бы, японский звук уже был. Артисты работали с ним, насколько помню. Реплики Тани были начерно записаны в Токио Женей.

— Запомнился какой-нибудь особенный рабочий момент?

— Песни! О, это было что-то! Писали всего три песни, но достаточно долго, и сам процесс… Просто не передать словами! Это было жутко смешно, они не очень понимали, почему я именно так пою, исправляли русские ударения иногда, просили «не петь красиво»… Особенно долго учила песню на японском языке про стрекозу, «Акатомбо» или как-то так. Мне вся делегация японская объясняла, как слова произносить, куда ударения ставить, где вздох, где пауза… До сих пор это снится, и после записи месяца два напевала ее всегда и везде… Вообще, запомнилась вся творческая группа — превосходные, добрые и открытые люди! В конце вручила им всем наши русские матрешки. Пусть не забывают! После работы вместе ходили в рестораны, один из японцев постоянно снимал на камеру, чтобы смонтировать в дальнейшем фильм о фильме. Незабываемо!

— А вы следите за японской анимацией? Может быть, есть любимые фильмы?

— К сожалению, смотрела только «Унесенные призраками» — классика, по-моему, супер фильм! Но так чтобы специально следила за японской анимацией, такого нет.

— «Остров Джованни» сейчас прошел на ММКФ и, если всё будет хорошо, пополнит программу Большого фестиваля мультфильмов. Что вы хотели бы сказать зрителям?

— Знаете, фильм очень трогательный. Со смыслом, и очень глубоким. Я не буду много писать, вы всё увидите сами. Но самое главное — умейте прощать, даже если порой кажется, что вы правы, а другой человек виноват — лучше простить его. Жизнь не стоит на месте, она бежит, не оглядывается, время беспощадно, а люди не вечны. Лучше простить друг друга, чем жалеть всю жизнь. Это очень больно, когда уже поздно, уже невозможно. Очень больно, когда понимаешь, что никогда не увидишь человека, что мог просто простить его, но был недостаточно умен, а только уверен именно в своей правоте. Больно, когда ты мог быть рядом, но не был. Умейте прощать. ■

Giovanni’s Island, полнометражный фильм, 102 минуты, 2014 г. Режиссер Мидзухо Нисикубо, производство Production I.G. Премьера в России на 36-м ММКФ.

Корреспондент «Отаку» Николай Караев посетил проходящую в Париже выставку самурайских мечей и внимательно исследовал ее связи со вселенной «Евангелиона».

Фотографии: Сильвен Мартинес.

Париж для японофила — город-сказка, город-мечта. Тут есть музей Гимэ, представляющий традиционное восточное, в том числе японское искусство во всём его великолепии. Есть нечто вроде японского квартала — на Правом берегу между станциями метро «Опера» и «Пирамид» — с изобилием пивных-идзакая и аж двумя японскими книжными. Наконец, под боком у Эйфелевой башни имеется Дом японской культуры в Париже, активно несущий эту самую культуру в инертные французские массы. В один ряд с икэбаной, кимоно, тканями цуцугаки, барабанами тайко и сценами из «Макбета» в исполнениии звезды театра кёгэн Мансая Номуры встает, естественно, анимация. Так, 17 мая в этом Доме культуры французам рассказывали о том, что «Ветер крепчает» — не только биография авиаконструктора Дзиро Хорикоси, но и криптоавтобиография самого Хаяо Миядзаки. Хорошо, в общем, японофилам в Париже. Да и вообще в Париже хорошо.

Крупное анимешное событие этого года — выставка «Евангелион и японские мечи» (или «Эванжельон э ле сабр жапонэ», если на языке аборигенов) в Доме культуры же. О выставке стоит рассказать особо, поскольку проект громкий: сначала экспозиция долго впечатляла японцев, затем при поддержке Японского фонда отправилась в кругосветку, начав со старушки Европы. Парижане и гости столицы могут любоваться ею с 30 апреля.

Понятно, что «Евангелион» означает для нынешней культуры отаку; не чуждые аниме люди на такую выставку заглянут гарантированно. На то и расчет. Проблема с «„Евангелионом“ и японскими мечами» одна: где творение Хидэаки Анно — и где мечи? Ни в сериале, ни в полнометражных фильмах, ни в манге мечей вроде нет (исключение — Neon Genesis Evangelion: Anima, ранобэ Ямаситы Икуто; о нём позже). Из холодного оружия есть копье Лонгина. Есть прогрессивный, он же квантовый, нож, которым успешно режут АТ-поле Ангелов. Мечей в кадре не наблюдается.

Можно и с другого конца: благородный мир средневековых японских мечей — тати, катана, вакидзаси и танто (о том, чем они отличаются, из каких частей состоят и как ими любоваться, рассказывают стенды выставки) — от «Евангелиона» весьма далёк. Это обстоятельство ставит в тупик даже организаторов, так что президент Японского фонда Хироясу Андо вынужден притягивать две темы за уши: «Японские мечи и рисованные фильмы — области, в которых японская культура достигла совершенства, и всё же мы можем удивиться тому, что выставка сводит столь далекие друг от друга вселенные. Тем не менее, их объединяет коллективный характер труда… На выставке вы увидите выражение духа японского ремесленничества, передающегося из поколения в поколение по сю пору».

Копье Лонгина, тайно вывезенное с Луны Нилом Армстронгом.

Рождение копья (фото Japan Foundation).

Скорее всего, дело тут не в духе ремесленничества, а в том, что «Евангелион и японские мечи» убивают сразу двух зайцев, точнее, приманивают две целевые аудитории (и это не первая такая попытка — до того мечи скрещивали с сумо). Идея богатая, ее вполне можно привить к древу иных культур: выставки «Штирлиц и русские балалайки» или «Трое из Простоквашино и хохлома» явно найдут своих поклонников. Правда, есть риск: посетитель ведь может выйти не просветленный, а тягостном недоумении и с вопросом «что это было?» на трепещущих устах.

Так что же это было? Того, кто добрался до выставочного зала на третьем этаже, встречает гигантское (метра три в длину, 22,2 кг весом) копье Лонгина — из дамасской стали и разукрашенное узорами. Рядом помещена схема копья со всеми спецификациями, тут же крутят видеоролик, на котором мастера Таканори Миками и Сёити Хасимото это копье куют. Поневоле проникаешься уважением к японцам, способным овеществить столь необычную придумку. Прочая выставка делится на две части: образовательная — стенды, повествующие о процессе изготовления меча и о процессе съемки аниме (предполагается, что между ними есть много общего), — и вещественная, главная: клинки, вдохновленные (sic!) «Евангелионом».

Грубо говоря, ведущим кузнецам Ямато дали задание: придумать и воплотить мечи по мотивам «Евы». Так появились танто «Второй Удар», катана «Каору Нагиса» (куда без него?) и тати «Рэй Аянами» (тем более никуда!). И еще вакидзаси в цветах ЕВЫ-00 с поэтическим именем «Дракон и копье» (на лезвии — страшной красоты гравировка: дракон, обвивающий копье Лонгина, — интерпретация древнего мотива курикара рю). И танто «Плагсьют Сикинами», названный в честь Аски Лэнгли Сикинами, чей задорный силуэт вырезан прямо внутри лезвия; чтобы сотворить такое чудо (техника ранкан сукаси), необходимо небывалое мастерство. Рядышком — танто «Плагсьют Мари Макинами» с трогательной эмблемой НЕРВа на ножнах. За соседним стеклом поблескивает старый добрый квантовый нож, но в виде древнеяпонского оружия тэбоко — «копья в форме карликового сомика-кошки», кончик клинка коего обоюдоостр, — «из сооружения Сёсо-ин, построенного внутри ограды храма Тодайдзи в Наре в VIII веке», сообщают указатели.

«Контр-меч», родственник сразу ганблейда и вакидзаси — придумка Икуто Ямаситы.

Выставлены и несколько мечей из Neon Genesis Evangelion: Anima меха-дизайнеров Икуто Ямаситы, Хироюки Утатанэ и писателя Такэру Кагэямы, по сути — из альтернативного сиквела к сериалу: действие проекта Anima происходит через несколько лет после событий 24-й серии, а 25-й и 26-й, ну или «Конца Евангелиона», словно никогда и не было. Икуто придумал несколько разнообразных мечей, может быть, даже с прицелом на выставку, которая готовилась годами. Скажем, контр-меч (Counter Sword) из класса ганблейдов (в нашей реальности им соответствовали редкие пистолетные мечи) — меч и ружье с общей рукояткой-прикладом, причем цветов Евы-01. Или меч «Магороку» с футуристическими сиреневыми ножнами, названный именем кузнечного клана эпохи Сэнгоку (XV-XVI вв.) Или круглый нож (Round Knife) для ближнего боя с Ангелами. Или меч «Бидзэн Осафунэ», который поименовали в честь деревни Осафунэ провинции Бидзэн, славившейся опять-таки мечами.

Венчают выставку шлем «ЕВА-01» в стиле той же эпохи Сэнгоку и голова ЕВЫ из ювелирного сплава (золото с медью) в виде мэмпо, части самурайского доспеха, закрывающей лицо. Да не простого, а рэссэй мэмпо, эдакой устрашающей стальной маски с клыками и «рогом» во лбу. В общем, Ева-в-состоянии-берсерка-мэмпо. Не фунт изюма. Всё это милитаристское великолепие густо перемежается образами Аски, Каору, Синдзи и Рэй, а также их любимых-ненавистных биороботов.

Стоит ли стремиться на такую выставку? Если вы фанат «Евы» или холодного оружия — несомненно. Только не нужно ждать чего-то сногсшибательного. Перед нами чисто коммерческая попытка скрестить романтический образ Японии («Сакура, катана, сакэ», как пела «Машина времени») с популярнейшим «Евангелионом». Хоть в попытку эту вложено немало знаний и труда, она априори неудачна: чтобы насладиться сочетанием копья в форме карликового сома-кошки с «Евой», надо быть фанатом с мозгами, которые подверглись японскому импакту дважды. Согласитесь, такую степень фанатизма выдержит психика далеко не каждого анимешника.

Окончательно от иллюзий освобождаешься в работающем при Доме культуры магазинчике: за 80-страничный евангелионический альбом здесь просят 50 €. Хочется взять в одну руку копье Лонгина, а в другую — катану «Каору Нагиса», и надрать корыстолюбивым Ангелам их ангельские тылы. Настоящие самураи так и поступили бы. —НК

Клинок с труднопроизносимым именем «Бидзэн Осафунэ».

«Каку», квантовый нож Аски.

Декоративное оружие выполнено мастерами высочайшего класса.

Меч-тати «Рэй Аянами». Или его клон.

Слева — Eva Production Model 02F ATR Round Knife.

Катана «Каору Нагиса».

Справа — квантовый нож «Мару».

Японская афиша мероприятия.

Выставка Evangelion et les sabres japonais, до 21 июня (Maison de la culture Japon á Paris, 101bis, quai Branly), 5 €. C 5 июля по 28 ноября 2014 г. выставка будет работать в мадридском Museo ABC. Photos by Sylvain Martinez, used under author’s permission. Illustration © khara.

Чод, водонос из деревни Чоддам, является к стенам имперской столицы и покушается на жизнь императора, который по традиции раз в году выезжает к народу на огромной механической черепахе, но не выходит при этом из шатра на ее панцире. Убить императора по какой-то причине невозможно. Чода сажают в клетку и доставляют во дворец, где и начинается эта путаная, богатая на неожиданные повороты история.

Останется ли «Мун» однотомником — вопрос открытый.

В 1990-е российский фэндом активно обсуждал вопрос «обязана ли фэнтези быть глупой?» — и самый распространенный ответ звучал так: «Не обязана, но имеет высокие шансы быть таковой». Для фэнтезийной манги, поневоле упрощающей сюжет ради здорового баланса текста и картинки, эта максима верна вдвойне. «Мун. Бегство из дворца» — приятное исключение из правил, пусть и не лишенное недостатков.

Перед нами необъятная (над ней, как над Британией XIX века, не заходит солнце) империя, явленная, правда, в первом томе лишь на уровне идеи — действие тут происходит почти исключительно в императорском дворце. Покушение на правителя оказывается для уже упоминавшегося Чода лишь предлогом проникнуть в святая святых этого дворца, в тронный зал, где преступника допрашивает сам император. Причем не один, а четыре его двойника, прячущих лица в тех же шатрах. Чод убеждает повелителя ойкумены в том, что совершил покушение понарошку, а на деле мечтает помочь огнерожденному императору убить неких заговорщиков. Тот отпускает Чода, приставив к нему лучшего воина империи — Муна. Через несколько страниц мы выясняем, что, конечно, Мун и есть настоящий император. Кто такой Чод, где два героя врут, а где говорят правду, и что вообще происходит — обо всём этом предстоит узнать либо в первом томе эпопеи, либо, хочется верить, в следующих.

Местами рассуждения героев заставляют вспомнить о дедуктивном методе сами знаете кого. «Чёрт подери, Чод, как вы догадались?» — «Элементарно, мой дорогой Мун!»

Сюжет «Бегства из дворца» по большому счету — пеший квест. Фэнтезийные атрибуты кажутся традиционными — от правителя, маскирующегося под более или менее рядового подданного, до страшного подземелья, где злодей данного тома, престарелый механик и некромант Фат, готовит жуткую машину-убийцу из трупов. Спасает «Муна» незаурядная фантазия Алексея Караулова, строящего повествование по принципу «ни страницы без сюрприза». То один, то другой герой то и дело догадываются о чём-то, опережая читателя на шаг-два, так что приходится возвращаться на несколько страниц и перечитывать/пересматривать соответствующие сцены. Да, временами догадки похожи на рояли, которые автор выкатывает на нас из кустов, и не всегда у него это выходит ловко, а даже если и выходит, приключения мысли здорово тормозят приключения тела (как в последней главе, где Мун и Чод, как та улитка, долго-долго взбираются по мусорному склону, потчуя читателя гипотезами и флешбэками). Но средство всё равно выбрано верное: благодаря внезапным виражам сюжета внимание не ослабевает, книжка листается то вперед, то назад — и не разваливается, и пальцы не пачкает, спасибо издателю.

«Мун» вполне можно назвать мангой — комикс заимствует у японцев не только стилистику и звуковые эффекты (ВДУФ, ФУЩЩ, СПЛИЩ, СКЛАШ, ХЛАСТ — это, мы понимаем, персонажи дерутся, а дерутся они часто), но и сверхдеформированные версии героев для пущего комизма. Графическая часть в исполнении иркутского иллюстратора Saikono Joker уступает сюжетной: в целом нарисовано неплохо, но местами бедновато (пейзажи и архитектура весьма условны, массовка вся на одно лицо), местами неестественно (позы, ракурсы, пропорции — описать такую графическую несообразность трудно, однако она сразу бросается в глаза). Повторим: недостатки у комикса есть — включая полностью открытый финал (а когда будет следующий том, и будет ли?), сомнительный юмор и некоторую абстрактность происходящего. Тем не менее, «Бегство из дворца» можно смело рекомендовать всем тем, кто не устал ждать от фэнтези ну хоть чего-то большего. —НК

Мужская дружба Муна и Чода пока не разбавлена женским обществом, но лишь пока — если верить аннотациям к роману Караулова «Мун, пощадивший солнце» (2009), однажды в жизни скрытого императора появляется 15-летняя Ная…

«Мун. Бегство из дворца», комикс Сайконо Джокера (графика) и Алексея Караулова (текст), 192 стр. Выпущен в 2013 г. издательством «Фабрика комиксов». По роману Алексея Караулова «Мун, пощадивший солнце» (2009).

После давней, непонятной, обросшей легендами катастрофы гравитация для части людей и вещей поменяла вектор на противоположный. Многие «перевертыши» погибли, буквально упав в небо, а те, кто каким-то чудом выжил, превратились в изгоев и ушли жить под землю. Эйджи — обычный школьник из тоталитарной Айги; как и его сородичи, он твердо стоит ногами на земле, но мечтает о полете, в то время как законы государства запрещают даже смотреть на небеса. Патэма — принцесса подземелья, жутко любознательная девица, не боящаяся кошмарных людей-нетопырей и мечтающая спуститься (ведь с точки зрения перевертышей Айга лежит у них под ногами) в мир, о котором правила подземных жителей запрещают и думать. Однажды эти двое перевернутых друг относительно друга подростков встретятся, чтобы уже не расставаться. Даже Идзамура, зловещий тиран Айги, не сможет помешать им изменить судьбу разделенного человечества.

Виртуальная кинокамера вытворяет в «Патэме» занятные фокусы; мелькающий в трейлере титр-завлекалка «история, от которой может закружиться голова» — не просто фигура речи.

После очередного ухода Хаяо Миядзаки из большой анимации вовсю идут разговоры о том, кто из молодых аниматоров может — не сейчас, со временем — занять вакантное место анимешного вождя. Макото Синкай? Вполне, особенно если учесть, что его «Ловцы забытых голосов» почтительно выдержаны в миядзаковском каноне. Мамору Хосода? Почему нет: «Девочка, покорившая время», «Летние войны» и «Волчьи дети Амэ и Юки» — отличные аниме, снятые с чувством, с толком, с расстановкой; в последнем фильме, опять-таки, ощущаются обертоны студии Ghibli. Ясухиро Ёсиура?..

Уже ранние короткометражки Ёсиуры «Язык воды» и «Бледный кокон» обещали многое. С одной стороны, они были совершенно разные — и по атмосфере, и по подаче, и по сюжету, — что всегда обнадеживает больше, чем однородное, пусть и гениальное творчество людей, прекративших развиваться до того, как начали творить. С другой, у парадоксальной и мрачной истории о мире, дешифрующем собственное прошлое, и не менее парадоксальной, но куда более веселой истории, складывающейся из трех диалогов в баре будущего, всё-таки имелось нечто общее — некий почерк мастера, какой-то нехилый анимешный дзэн, в финале пробиравший до кости. Этот типично ёсиуровский дзэн ощущался и в фильме, ставшем для режиссера пропуском в большое кино, — во «Времени Евы», начинавшемся как 6-серийное онлайн-аниме и позднее смонтированном в 100-минутную киноленту. Сюжет там был куда более приземленным и усложненным, нежели в коротком метре, — и, казалось бы, что нового можно снять о роботах, которые внешне не отличимы от человека и прислуживают ему? Еще как можно, если вас зовут Ясухиро Ёсиура, и вы неравнодушны к каждому кадру своих картин.

Российским кинотеатрам предлагаются дублированная и субтитрированная версии фильма, почти все выбирают дубляж. Патэме с русским голосом повезло — 17-летняя Анастасия Кондратьева превосходно справилась со своей ролью.

«Патэма наоборот» — следующий шаг: фантастическое, умное и доброе (по всем трем пунктам Ёсиура верен себе), где-то очень миядзаковское кино о том, что такое любовь. Правда, здесь нет роботов, зато есть далекое будущее и парадоксальные повороты сюжета. Во «Времени Евы» Ёсиура заставлял зрителя смотреть на мир глазами то человека, то робота, чтобы дать прочувствовать обе точки зрения. «Патэма» благодаря исходной посылке — существование людей с разнонаправленной гравитацией — достигает того же стереоскопического эффекта наглядно: если перевернуться на 180 градусов, встать на голову, увидеть реальность вверх тормашками — каким будет этот мир? Что для Патэмы верх, для Эйджи низ, и наоборот; что для него манящее небо, то для нее — гибельная бездна. Иначе говоря, ни одна отдельно взятая картина мира не является правдивой. Истина существует лишь там, где два представления о мире, два человека смыкаются, — в спасительных объятиях.

Ёсиуре не повезло лишь в одном: идея «Патэмы наоборот» почти одновременно осенила аргентинца Хуана Соланаса, снявшего в 2012 году фильм Upside Down («Наоборот», в российском прокате — отчего-то «Параллельные миры») о планетах, подвешенных одна напротив другой, так что их обитатели являются антиподами. Впрочем, может быть, наоборот: Ёсиуре и аниме в целом тут крупно повезло. Фильм Соланаса мил (спасибо Кирстен Данст), но потрясающе банален и перенасыщен маскирующимся под идеи мусором. Тут и розовые пчелы, переносящие гравитацию, и идиотический физический закон, по которому через пару часов контакта с материей другого мира предмет сгорает (отчего не взрываются неправильные гамбургеры внутри героев?), и борьба с большим бизнесом. Ничего подобного у Ёсиуры, слава японскому богу, нет. При сходстве фантастических допущений концепции разнятся абсолютно. Герои Соланаса бьются с корпорацией, и победа их — это счастье (двойня в животе) плюс богатство (патент на волшебный крем в кармане). У Ёсиуры всё по-японски правильнее: если уж бороться, то с миропорядком, с массовым искажением восприятия, если уж побеждать, то самих себя — свой страх, свою нерешительность, свой эгоизм. И бояться в «Патэме» есть чего: попробуйте только представить, каково это — падать в бездонные небеса. В картине Соланаса неба просто нет — только два мира, зачем-то пристегнутые друг к другу. Немудрено, что «Параллельные миры» провалились в прокате и уже забыты как недоразумение.

Что до «Патэмы», она точно останется в истории как одно из лучших аниме своего времени. Особенно повезло фильму в российском прокате, который начинается при очередном политическом катаклизме, грозящем превратить часть людей в антиподов. «Патэма наоборот» дает единственно возможный рецепт выживания. Ведь что такое любовь по Ясухиро Ёсиуре? Это доверие к ближнему, как бы сильно он от тебя ни отличался, — такое, что когда двое держат друг друга, никто не боится упасть в разверстое небо. —НК