всё вместе аниме манга колонки интервью отвечает Аня ОнВ
3 заметки с тегом

отвечает Аня

Отвечает Аня: госзаказ в аниме

Вопрос 1: Живо ли в аниме-индустрии такое явление, как госзаказ? Если да, то в какой степени? Можно ли сказать, что 30% аниме в каждом сезоне — госзаказ на определенную тему, с помощью которого японское правительство пытается воздействовать на неокрепшие мозги тинэйджеров?
Вопрос 2: Считаете ли вы аниме целенаправленной пропагандой Японии, японских ценностей, тамошнего образа жизни?

Ответ: Расцвет анимации, созданной по непосредственному заказу японских властей, пришелся на вторую половину 1930-х и первую половину 1940-х. Растущий национализм, имперские амбиции, милитаризация общества нашли отражение в манге и мультфильмах. Важно понимать, что правительство оказывало точечную поддержку отдельным проектам, но о поголовном государственном финансировании речи не шло. Масса художников с аниматорами чувствовала запрос на ура-патриотические произведения, в результате юная аудитория зачитывалась, например, комиксами о псе-солдате Норакуро, где махровой агитации было выше крыши. Не думаю, что автор Норакуро, карикатурист и один из пионеров современной манги Суйхо Тагава, стоял в очереди за гонорарами в отдел пропаганды Императорской армии, — как и его читатели, Тагава был убежден, что Япония воюет за правое дело, и «Норакуро» (в печатной и в анимационной ипостасях) был популярен на волне общего националистического подъема.

В годы Второй мировой отрасль рисованного кино функционировала как пропагандистский инструмент не только в Японии. Вспоминается «политплакат» Александра Иванова и Ивана Иванова-Вано «Не топтать фашистскому сапогу нашей Родины», диверсионные подвиги Даффи Дака и кремлевских гремлинов, диснеевская «Учеба для смерти» и пародия на фюрера в исполнении селезня Дональда.

Наглядный пример японской анимационной пропаганды того времени — «Момотаро и его морские орлы» (Momotarou no Umiwashi, режиссер Мицуё Сэо, 1942). 37-минутная лента рассказывает об освободительном походе фольклорного мальчика-из-персиковой-косточки Момотаро (собственно Япония) и его подручных-зверей (другие азиатские страны) на демонов (англичане и американцы), обитающих на острове Онигасима (Пёрл-Харбор).

Среди американских демонов затесался бугай-алкоголик — двойник Блуто из «Морячка Попая», провозвестник мема «котик с маленьким лицом».

Продолжение, «Божественные морские воины Момотаро» (Momotarou: Umi no Shinpei) того же режиссера, вышло в апреле 1945 года и знаменито своей продолжительностью: 73 минуты, первый японский полнометражный мультфильм. Обе детских ленты создавались при финансовой поддержке министерства военно-морского флота. Однако режиссер Мицуё Сэо — очень, кстати, любопытная фигура: левак, член Лиги пролетарских киноработников «Прокино», арестован в 1931-м, в 1935-м экранизировал «Норакуро», после войны не вписался в студийную систему с адаптацией «Нового платья короля» Андерсена (Ousama no Shippo, 1949), состоялся как иллюстратор детских книг, прожил 90 лет и ушел от нас совсем недавно, в 2010-м — так вот, Сэо, которому за закрытыми дверями показали «Фантазию» (1940) Диснея, при очевидной патриотической нагрузке хотел «вложить в свои фильмы мечту, надежду на мир» — и гуманистический посыл действительно проглядывает там сквозь пласт военной пропаганды. 17-летний Осаму Тэдзука на показе «Морских воинов» не мог сдержать слёз и вроде бы как раз тогда решил связать свою жизнь с анимацией.

Американская оккупация Японии 1945—1952 гг. развернула пропагандистский вектор: мультфильмы теперь продвигали ценности демократии. Выпустить на экраны что-то подчеркнуто японское не давала оккупационная цензура, зареза́вшая даже экранизации народных сказок, где цензоры ухитрялись разглядеть ростки милитаризма. Типичный японский мультик тех лет — 11-минутная короткометражка Масао Кумагавы «Волшебная ручка» (Mahou no Pen, 1946), где мальчик-сирота находит куклу, которая общается с ним по-английски и с помощью чудесной шариковой ручки перерисовывает бедняцкую лачугу героя в просторный дом в западном стиле. Аллегория абсолютно прозрачная: США перестраивали подконтрольную страну на новый лад. Не все мультипликаторы пели осанну победителям или безуспешно боролись за прокат своих «чересчур японских» работ, как это делал Кэндзо Масаока, чью ленту «Сакура, весенняя фантазия» (Sakura Haru No Genzou, 1946) цензура надолго положила на полку. Многие просто общались к спортивной тематике или экранизировали относительно безобидные сказки народов мира, откладывая наиболее интересные проекты на потом. Когда оккупация была свернута, японские аниматоры заявили о себе на мировой арене: фильм Нобуро Офудзи «Кит» (Kujira, 1952), начисто лишенный пропагандистского контекста, вошел в программу 6-го Каннского кинофестиваля и удостоился восторженных отзывов Пабло Пикассо и председателя жюри Жана Кокто.

От ура-патриотизма «Рядового Норакуро» (1) — через преклонение перед Западом в «Волшебной ручке» (2) — к аполитичному «Киту» (3) и «Астро-бою» (4), проповедующему общечеловеческие ценности и технический прогресс.

В отличие от соседей из Южной Кореи, где мультяшный агитпроп процветал как минимум до начала 1980-х, и тем паче Кореи Северной, которая до сих пор выпускает патриотические агитки, аниматоры-японцы уже к началу 1960-х, телевизионной эры, практически перестали работать по госзаказу. Современное аниме — это в подавляющем большинстве коммерческий продукт, вызревающий в свободной конкурентной среде. Объединяясь в так называемые «производственные комитеты», спонсоры проектов рассчитывают на финансовую отдачу, задействуют мерчандайзинг, международный прокат, продажу издательских прав за рубеж. Очень небольшая часть аниме финансируется общественными или религиозными организациями, а снятых на правительственные деньги фильмов и того меньше. Последние обычно представляют собой короткие клипы для привлечения туристов, агитационные ролики о важности участия в выборах или соблюдения правил дорожного движения.

Печально известная «Аум Синрикё» выпускала свою мангу и простенькое аниме. Кадры из (https://www.youtube.com/watch?v=Lf_6GKvyg58 видеопрограммы)), использовавшейся для вербовки новых членов секты.

При желании аниме, конечно, можно расценивать как часть японской политики «мягкой силы», один из элементов воздействия на зарубежную аудиторию с целью продемонстрировать прогрессивность японского общества, но нужно помнить ключевой нюанс: аниме снимается в первую очередь для самих японцев. Интерес и симпатии, которые питают к Японии зрители аниме по всему миру — не конечная цель работы мультстудий, а приятный побочный эффект. Снятые на деньги правительства работы вроде «Мэгуми» (Megumi, 2008) — картины о похищении северокорейскими агентами 13-летней школьницы Мэгуми Ёкота в 1977 году — или «Трудной дружбы» (Bakumatsu no Spasibo, 1997) — фильма об установлении дипломатических отношений между Японией и Российской империей — редчайшие исключения, проходящее скорее даже по части образовательной, а не пропагандистской продукции. Японское правительство не распределяет среди аниматоров грантов на патриотические фильмы, руководителей студий не наставляют в высоких кабинетах, и, насколько мне известно, никаких отраслевых симпозиумов под лозунгом «Как нам продвинуть имидж Японии через ТВ-анимацию» не проводится. Помощь правительства заключается не в финансовых вливаниях или инструктаже творцов, а в пропаганде анимации с помощью фестивалей, которые устраивает в разных странах культурная институция Japan Foundation (в России такое мероприятие — J-Fest). Распространение широкополосного доступа в интернет позволяет оценить аниме во всём его многообразии, минуя любые фильтры.

Что до влияния на неокрепшую японскую молодежь, то здесь всё тоже довольно просто. Процентов 98 аниме в любом телесезоне — экранизации манги либо литературных произведений, и надо быть совсем закоренелым конспирологом, чтобы заподозрить треть, а хоть бы и 5% создателей этих первоисточников в выполнении какого-то специального госзаказа. В продукции для подростков всегда присутствует дидактическая нотка, аниме определенно воспитывает зрителя, но странно сводить к заказу то, что принято называть здравым смыслом и человечностью.

А военные сериалы, где Япония использует футуристическую боевую технику и в целом имеет имидж не самой миролюбивой державы, во-первых, сравнительно редки, а во-вторых, снимаются в наше время по инициативе спонсоров, торгующих сборными моделями роботов, — власти страны не станут поддерживать проект, который может вызвать обвинения в реваншизме.
 68   2012   WWII   Аум   госзаказ   история   отвечает Аня   политика   пропаганда   религия

Отвечает Аня: фиксация на токийских телебашнях

Вопрос: Почему японцы так любят изображать в аниме и манге Токийскую телебашню?

Ответ: Действительно: Tokyo Tower (332,6 метра, две смотровых площадки), построенная в японской столице в 1958 году с оглядкой на Эйфелеву башню, часто фигурирует в произведениях массовой культуры. «Сейлор Мун», Air Gear, Gantz, Kodomo no Omocha, Please Save My Earth, Eyeshield 21, «Рыцари магии», «Однажды в Токио», «Летние дни с каппой» — только некоторые работы, где телевышка маячит в кадре или становится местом действия; отдельного упоминания заслуживают аниме и комиксы, где башня оказывается поврежденной или полностью уничтожается — Tokyo Magnitude 8.0, Code Geass, Someday’s Dreamers; в «Иксе», Card Captor Sakura и первом полнометражном фильме Tenchi Muyo! она становится ареной поединков, в Silent Möbius — лежит в руинах, в одной из серий Detective Conan ее используют в качестве рогатки. Персонаж манги и аниме Detroit Metal City, лидер блэк-метал-группы Иоганн Краузер II вообще символически насилует многострадальную достопримечательность.

Башня притягивает магов, и речь не только об Ури Геллере: в Someday’s Dreamers (2003) ее волшебно сгибают, в Yozakura Quartet (2008) — простреливают снарядом из полумагического поезда. Часть смотровой площадки разносят в бою с роботом во второй главке «Кибергорода Эдо» (1990), а четвертая серия Tokyo Magnitude 8.0 (2009) остается редким аниме, где башня падает на глазах у зрителя. Реальные землетрясения она, естественно, выдерживает — 11 марта 2011 года погнулась только верхушка шпиля.

Причины популярности вполне очевидны. Токийская башня фактически приняла эстафету у Осакского замка, характерного символа старой, традиционной Японии. Ажурная ярко-оранжевая вышка олицетворяла обновленную после войны столицу, воспринималась жителями Токио как достижение очередного витка модернизации, урбанистическое чудо и символ устремленности в будущее. В отличие от, допустим, телебашни в Останкине, токийская вышка расположена не на городской периферии: район Минато, где она выстроена, считается одним из нервных центров мегаполиса. Там расположены штаб-квартиры крупных корпораций, иностранные посольства, квартал гейш Акасака. Это сейчас к башне вплотную придвинулись небоскребы, но с конца пятидесятых и где-то до первой половины восьмидесятых она доминировала над окружающим пейзажем, видна была издалека и прочно застолбила место не только в коллективном сознании жителей Токио, но и в кинематорафе — редкий японский фильм-катастрофа семидесятых обходился без «Токё-тауа», на которую покушался какой-нибудь Гяос или забиралась Годзилла. Обычно в спецэффектных фильмах и сериалах приговоренный к разносу городской ландшафт был сконструирован в виде масштабного макета: мастерить токийский пейзаж во всех подробностях было непозволительно дорого, и специалисты по миниатюрам создавали некий усредненный город — а установленная там модель башни служила маркером, сигнализирующим, что действие разворачивается именно в Токио. Неудивительно, что выросшие на этих лентах и телешоу нынешние аниматоры и мангаки воспринимают в качестве главного символа мегаполиса именно телебашню, а не императорский дворец, двойной небоскреб столичного правительства или здание парламента.

Художницы из группы CLAMP любят крушить башню в своих произведениях. Так, в клипе CLAMP in Wonderland (1994) по остаткам телевышки топчется гигантский робот из «Рыцарей магии». В полнометражном аниме «Икс» (1996) финальный поединок наносит немалый урон верхней смотровой площадке, а в заставке телеверсии «Икса» (2001) у башни обламывается шпиль. В сериале Code Geass: Lelouch of the Rebellion (2006) внутри полуразрушенной Tokyo Tower открыт музей в честь победы Британии над Японией.

С 1958 года верхняя смотровая площадка («особая обсерватория») башни служила уникальным аттракционом, позволяющим осмотреть японскую столицу с высоты 250 метров. Как мы знаем из аниме, это туристический магнит и популярное место для школьных экскурсий; некоторое время в основании башни действовал магазинчик сувениров студии Ghibli.

Сегодня, 22 мая 2012 года, для публики открылась новая телебашня, Tokyo Sky Tree. Общая (со шпилем) высота «Небесного древа» — 634 метра, верхняя «обсерватория» находится на высоте 450 метров. Полюбоваться на колоссальную конструкцию можно в репортаже канала «Россия 1». Строительство Tokyo Sky Tree стартовало в 2008 году, и уже тогда было ясно, что новая вышка оттянет на себя и часть туристического потока Токийской башни, и славу модернистского символа. Сейчас она мелькает в заставке сериала Space Brothers (2012), это только начало. Готовьтесь встречать «Скай Три» — целую ли, полуразобранную или даже очеловеченную — немногим реже, чем ее почтенную старшую сестру.

В романтическом двухсерийном аниме Tokyo Marble Chocolate (2010) отношения героев развиваются на фоне обеих башен — Tokyo Tower и Tokyo Sky Tree. Вторая на момент производства фильма еще строилась.
 41   2012   аниме   отвечает Аня   телебашня   Токио

Отвечает Аня: недавнее аниме в духе восьмидесятых и девяностых

Вопрос: Расскажите, снимают ли сейчас японцы хоть что-то похожее на их анимацию из 1980-х и 1990-х? Старые фильмы сильно отличаются по духу от того, что выходит в наше время.

Ответ: Давайте попробуем охарактеризовать японскую анимацию благословенных лет (тучные для Японии восьмидесятые многие считают золотым веком аниме) и понять, в чём ее отличия от сегодняшних сериалов, фильмов и OVA. Каким было то аниме? Чуть более наивным. Рыхлым, тактильным, «настоящим» из-за аналоговых технологий производства — с подрагивающей картинкой, незапланированной пылью и засветками в кадре. Акцент на симпатичных персонажах тогда еще не вызвал сахарное цунами эстетики моэ: кавайность оставалась чертой героя и редко составляла тот стержень, на который накручивается всё произведение (поэтому вещи наподобие Strike Witches, Rozen Maiden, So Ra No Wo To немыслимы в каком-нибудь 1987 году). Постановки в массе своей были несколько проще в сюжетном плане; «Евангелион» с его надрывным психологизмом проехался катком по отрасли и зрителям только в середине девяностых.

При этом восьмидесятые остаются периодом экспериментов, временем, когда потребительский бум в японском обществе — на тот момент Япония была второй экономикой мира, по уровню ВВП уступая только США — позволял держаться на плаву самой разной, зачастую совсем странной анимации. Зрители массово обзаводились видеомагнитофонами, в 1983 году с появлением фильма Dallos родился целый новый формат аниме — OVA, Original Video Animation, то есть продукция для продажи сразу на домашнем видео, минуя кинопрокат и телеэфир. Взрывной спрос гарантировал выход в плюс даже самым маргинальным проектам. Восьмидесятые — это ведь время расцвета и порнографического аниме, хентая, до прихода VHS в природе почти не существовавшего (редкие киноопыты в данном случае не в счет).

Подчеркнуто маскулинные вещи, которые сегодня загнаны в гетто «аниме про настоящих мужиков», в те годы составляли не то чтобы мейнстрим, но вполне заметную фракцию рынка, — речь о «Кулаке Полярной звезды», City Hunter, Space Adventure Cobra, Jojo’s Bizarre Adventure, Baoh: The Visitor, Project Zeorymer, Mad Bull 34, Violence Jack и прочих историях с крепкими парнями на первых ролях. Как-нибудь посчитайте, сколько аниме про школьниц приходится сегодня на одного «Берсерка», — в восьмидесятых и на заре девяностых соотношение в силу ряда причин было иным, с меньшим перекосом в сторону слащавости.

Riding Bean (1989) — стопроцентно мачистский экшн эпохи первого бума женских лосин.

Что из снятого за последние лет 10—12 похоже на проекты четвертьвековой давности, несет в себе след того цайтгайста? Задавшись целью, можно отыскать не так уж мало аниме, отвечающих перечисленным характеристикам. Это ремейки — скажем, Golgo 13 (2008—2009), Space Adventure Cobra (2010), «Кулак Полярной звезды: Новая эра» (2003). Фильм, вернее, сборник клипов Лэйдзи Мацумото Interstella 5555 (2001) на композиции Daft Punk — пример более-менее современного использования эстетики аниме конца семидесятых и ранних восьмидесятых; манера рисунка Мацумото неизменна уже лет сорок. Режиссер Осаму Дэдзаки в нулевых продолжал выдавать примерно то же, что и двадцать лет назад: Ultraviolet Code 044 (2008) и Genji Monogatari Sennenki (2009) духом и буквой похожи на его старые вещи вроде Oniisama E или Kasei Yakyoku. Героическое фэнтези Guin Saga (2009) с брутальным воином в маске леопарда — плоть от плоти восьмидесятых, периода, когда были написаны одноименные повести Каору Куримото.

Если бы не компьютерный пост-продакшн, экранизация фантастического романа Mardock Scramble (2010) сошла бы за ленту из 1993-го, — там, знаете, такое специфическое будущее с ЭЛТ-мониторами. Аниматоры студии Madhouse каждые два-три года возвращаются к стилистике своих OVA ранних девяностых: на роль духовных преемников «Кибергорода Эдо» и Demon City Shinjuku подходят сериал «Манускрипт ниндзя» (2003), полнометражный спин-офф «Горца» Highlander: The Search for Vengeance (2007), экранизация видеоигры Devil May Cry (2007), бандитская сага Gungrave (2003) и сериал Kurozuka (2008) — тоже как бы «Горец», только совсем на японский лад. Опираясь на фундамент лучших приключенческих аниме восьмидесятых, студия Gainax в «Гуррен-Лаганне» (2007) удачно перепридумала жанр «пилоты боевых роботов спасают Вселенную». Сериал Casshern Sins и смелый цикл OVA «Дочери Мнемозины» в 2008 году держались особняком на фоне захлестнувшей рынок волны моэ. Прошлогодний кинофеномен Redline Такэси Коикэ — фильм, не только укорененный в эстетике «жесткого» аниме восьмидесятых, но продвинувший эту эстетику на новый уровень, осовременив ее с помощью виртуозной анимации.

В Mardock Scramble (2010) любовно собрано всё то, из-за чего в начале 1990-х на Западе к аниме прилип ярлык диковинного треша: мутанты, хакеры, глубокие черные тени, секс и мясорубка.

Отдельно надо упомянуть несколько проектов, нарисованных после того, как их сценарии победили на конкурсе спутникового канала Animax. Azusa, Otetsudai Shimasu! (2004), Lily to Kaeru to Ototo) (2006), Yumedamaya Kidan (2007), Takane no Jitensha (2008) и Shouka (2010), будучи, безусловно, работами новейшей эпохи, по-разному напоминают об аниме восьмидесятых и девяностых — динамичной «кинетической» мультипликацией, атмосферой, образами персонажей, постановкой либо манерой монтажа.

Важный аспект восьмидесятых—девяностых, который американские, европейские и российские фэны часто упускают из вида, — на те годы в аниме пришелся расцвет романтической комедии. Kimagure Orange Road, Maison Ikkoku, Urusei Yatsura, Shiratori Reiko de Gozaimasu!, Hiatari Ryoko, Marmalade Boy, Slow Step, Video Girl Ai, Hoshikuzu Paradise, «Он и она и их обстоятельства» не так широко известны нашему зрителю, как «Макросс», «Сейлор Мун» или кровопускательные боевики, однако составляют ключевой и очень ценный пласт японской анимации.

Все нулевые годы анимешный ромком размывали экранизации порнографических компьютерных игр (порно при этом оставалось за кадром), но на общем блеклом фоне сверкнули несколько выдающихся сериалов, продолжающих традиции прошлых десятилетий. Nodame Cantabile (2007), Itazura na Kiss (2008, по манге 1991 года), Kimi ni Todoke (2009) и, в особенности, Honey & Clover (2005) — примеры романтических комедий высшей пробы, направленных на женскую и смешанную аудиторию, тогда как замечательный сериал ToraDora (2008) и совсем свежий Waiting in the Summer (2012) имеют чуть больше шансов понравиться зрителям сильного пола.

Kimi ni Todoke — история белой вороны Савако, которую одноклассники чурались и дразнили Садако (в честь героини «Звонка») до тех пор, пока на неё не обратил внимание красавчик Кадзэхая.

Вообще, об аниме восьмидесятых и девяностых говорить можно бесконечно, это фантастические глубины, где возникали и порой схлопывались целые поджанры. Что-то перекочевало в современные фильмы, что-то осталось в прошлом. Например, 20—25 лет назад, когда по Японии активно раскатывали группировки байкеров-босодзоку (помните их в «Акире»?), произошел легкий бум манги и аниме о мотоциклистах — были напечатаны и сняты Kaze wo Nuke, Shonan Bakusozoku, BariBari Densetsu, Bobby ni Kubittake, Pelican Road Club Culture, Samuraider, множество похожих работ. Сегодняшние отголоски того всплеска? Пожалуй, лишь одинокий RideBack (2009), где студентка пилотирует робота-трансформера о двух колесах. Хотя вступительный ролик этого сериала студии Madhouse щеголяет 3D-графикой и модной цветокоррекцией, в нём тоже есть кое-что от лихих гоночных аниме конца восьмидесятых. Чувство скорости, ветер в лицо. Свобода.

 32   2012   1980-е   1990-е   отвечает Аня   ретро