Фестиваль рисованных историй, проходящий в московском центре современного искусства «Винзавод», позволил уточнить картину происходящего с мангой в России. Картина получилась мрачноватой, хотя функционеры отрасли и художники смотрят в будущее не без оптимизма.

Лекции, обсуждения и косплей-дефиле — на этот раз под землей.

Тематическая программа дня азиатских — и кажущихся таковыми — комиксов на «КомМиссии» особых интриг не содержала. Конкурсные призы уже были розданы шестого мая (поздравляем Богдана, somik, Tintar, Нои-альбинои и Мэйссдес), и приходить на «Винзавод» седьмого числа имело смысл ради лекций, турнира по ретрофайтингам, показа «Гуррен-Лаганна» в условиях подвала-винохранилища 1854 года постройки, и чтобы посмотреть на мерзнущих в грандиозном подземелье косплееров. Или на курящих косплееров. Или на матерящихся косплееров. Отдельные юные леди замечательно выглядят, но стоит им заговорить — как волшебство момента исчезает, образ рушится. Что-то с этим уже, конечно, пора делать: курящие и сквернословящие подростки в костюмах аниме-персонажей — не совсем то, что хотелось бы наблюдать и слышать на входе в выставочный зал.

К счастью, основная масса косплееров ведет себя вполне пристойно.

Лекционный блок открыли коллеги с «Мангавеста»: художница и теоретик комиксов Мария Крутова поделилась с аудиторией своими соображениями о том, как автору русской манги состояться в ситуации, когда издательств — раз-два и обчелся (сейчас российские комиксы в манга-стилистике массово печатают только «Истари Комикс» и «Фабрика комиксов»), для рекламы выпущенных книг у названных издательств толком нет средств, а японскую модель с толстыми ежемесячными журналами переносить сюда никто не спешит по причине ее убыточности. Что делать? Если коротко, нужно уметь рассказать историю, не копировать японцев бездумно, постоянно помнить о читателе, найти хорошего редактора и научиться прислушиваться к его советам, начинать с самиздата и быть готовым к жесткой критике в Сети. Со дня на день лекцию Марии в виде тезисов добавят на mangavest.ru — следите за этим сайтом или нашим твиттером, где появится ссылка на неё.

Большое Винохранилище (подвал сохранил старое название) всем удобно, кроме температуры: под кирпичными сводами было +10 градусов Цельсия.

Выступление-экспромт молодого человека под ником Бьонд называлось «Мама, я не сумасшедший, или Как объяснить окружающим, что ты анимешник» и затрагивало примерно то, что в LGBT-терминологии зовется «камин-аутом». Проблема может показаться надуманной, но пренебрежение к японскому масскульту действительно существует; Бьонд же предлагал очевидное — подбрасывать родителям фильмы Миядзаки и Синкая, держать подальше от чужих глаз произведения в жанрах яой и хентай. На вопрос редактора «Отаку», как растопить сердце дедушки, случайно увидевшего фильм «Первый отряд», лектор выразил уверенность, что дальнейшие попытки обелить аниме в глазах ветерана обречены на провал.

Косплееры и зрители стоически переносили холод и перебои с мобильной связью, бегая наверх, на улицу — греться, фотографироваться и твитить.

Юрий Юдин из «m5студии» и примкнувший к нему иллюстратор Lemon5ky изложили хронику становления этого объединения комиксистов, похвастались достижениями (приз «КомМиссии—2010» за сборник «Непридуманные истории», ряд выпущенных книг собственных авторов) и пожаловались, в какой тяжелой обстановке приходится существовать малотиражному комиксному самиздату в нашей стране. Юрий выглядел подавленным, а творческий путь студии в его пересказе был похож скорее на череду неудачных экспериментов: на пять изданных книг приходится чуть ли не вдвое больше отмененных проектов, прибыли пока символические, нормального распространения за пределами интернета наладить не удается. Впечатление осталось тягостное — даже когда речь шла о планах студии, докладчик держался как после смены в забое, где он орудует отбойным молотком на полном автоматизме и сам уже слабо верит в осмысленность своего труда.

Часть подвала отгородили крепостной стеной под видеоигровую и торговую зоны.

Зарубежные гости фестиваля — продюсер манга-сериала «БиоГрафические новеллы» Эйдзи Хан Симидзу и американский буддолог Роберт Турман (отец актрисы Умы, автор книги «Зачем нам Далай-лама?») — провели беседу на тему «Супергерои нашего времени», где от обсуждения манги о Че Геваре, Махатме Ганди и Мартине Лютере Кинге довольно быстро перешли к дружбе, связывающей профессора Турмана с Его Святейшеством Далай-ламой XIV, — в результате чего десант «Отаку» переместился на веранду соседнего кафе изучать лимонады. Лимонады были хороши.

На День манги пришло много славных людей и несколько славных зверей.

Следующую лекцию («Аниме — это круто. А почему?») в подвале Большого Винохранилища прочитал автор данного текста; речь шла о творческом наследии аниматора Ёсинори Канады, его последователях и характерных художественных приемах японских мультипликаторов — пляске ракет в космосе, динамизме движения в ущерб его плавности, прочих волшебных вещах. Материал выступления неспешно переделывается в публикацию для сайта, до конца мая мы предложим ее вниманию читателей.

Культуролог Юлия Магера (Юки Магуро) представила очень любопытное исследование жанра эрогуро на примере манги Суэхиро Маруо «Необыкновенная история острова Панорама» — прошлой осенью эта лекция уже звучала на заседании комикс-клуба при Российской государственной библиотеке для молодежи, а сжатый иллюстрированный пересказ доступен на «Мангавесте», к которому докладчица имеет самое прямое отношение. Развязавшись с Маруо и его отношениями с Босхом, Юлия анонсировала свой проект «Мангалекторий»: после майских праздников он запустится по адресу mangavest.ru/mangalectory. Заявлено, что ресурс будет содержать статьи по истории манги, интервью художников и издателей, практические уроки по созданию комиксов в японской стилистике, списки полезной литературы, базу российских авторов и их работ. Звучит многообещающе; до сих пор в Рунете руководства по рисованию манги обретались отдельно от теоретической части, не хватало главной, что называется, точки входа — полузаброшенный manga.ru с такой задачей явно не справлялся. Если она окажется по плечу авторам лектория, полюбим «Мангавест» еще сильнее, хотя, кажется, куда дальше-то.

Слева направо, сверху вниз: ваш покорный слуга показывает мультики; Юки Магуро отвечает на вопросы после своего выступления; Дм. Коваленин сетует о судьбе «Дораэмона»; проектор весь день проработал на сеговских картриджах.

Уже под вечер в катакомбах нарисовался последний лектор — Дмитрий Коваленин, писатель и востоковед, знаменитый своими блестящими переводами книг Харуки Мураками. На «КомМиссии» он был заявлен как переводчик великой детской манги о робокоте «Дораэмон» (1969—1996), которую в России взялось выпускать издательство «Росмэн». Суть беседы свелась к тому, что «Дораэмон» у нас, увы, не пошел: Коваленин сейчас заканчивает перевод четвертого тома, но первые два лежат в книжных магазинах мертвым грузом, а третий находится в подвешенном состоянии — то ли причина в недостаточном промоушне со стороны ограниченного в ресурсах издательства, то ли дело в отсутствии интереса читателя к выдающейся, без шуток, классической манге. «Дораэмона» соотечественники просто не покупают, и шансы увидеть все 45 томов на русском языке стремительно тают — что, в принципе, жутко обидно. Дмитрий, виртуозно сводящий любой разговор к Харуки Мураками и его книгам, вспомнил, как при работе над переводом первого тома манги наткнулся на сюжет об охоте за тенью, который Мураками, по всей видимости, подглядел в «Дораэмоне» 15-летним мальчишкой и годы спустя использовал в «Стране Чудес без тормозов»; а вообще жизнеописание робокота можно исследовать как летопись тридцати лет эволюции детской манги. Сомнительно, чтобы обращение переводчика к потенциальным читателям сильно повлияло на динамику продаж, но «делай что должен, и будь что будет» — слово Дмитрию Коваленину:

Что посетители выставки узнали за этот долгий день? Косплеерам на людях лучше не выходить из роли; в русскоязычном вебе скоро станет чуть лучше с сайтами о манге; ситуация с самой мангой в России плачевна, но не катастрофична; на «Винзаводе» чудовищный туалет; лучший лимонад в «Цурцум-кафе» — фруктовый (ананас, лайм, анис, маракуйевый сироп, содовая, 270 р. за литровый графин); а лекции о комиксах и аниме — не самая дурная альтернатива противостоянию с полицией на Бульварном кольце. Впрочем, то и другое при желании можно успешно совмещать. —ВК

Николай Караев работает переводчиком: он глядит в тексты до тех пор, пока тексты не начинают глядеть в него. Время от времени переживаний набирается на колонку для «Отаку».

В те времена, когда Хаос уже начал сгущаться, но еще не были явлены ни Силы, ни Формы, и не было еще ничему Имени, и ни в чем Деяния, кто мог бы тогда познать его образ? Вопрос вопросов! Правда, если верить древнеяпонскому литпамятнику «Кодзики», дальше, несмотря на мрачный зачин, всё было хорошо. Небо отделилось от Земли, три божества совершили почин творения, раскрылись мужские и женские начала, а потом два духа стали родоначальниками всех вещей. Не самая понятная история в мире — но всё-таки история.

Хуже, когда Хаос сгущается настолько, что Сил нет уже никаких. В середине апреля ваш покорный слуга был застигнут врасплох просьбой коллеги Корнеева помочь с переводом на японский вопросов для Такуи Хосоганэ, режиссера клипа на песню с мудреным названием «Под мостом Нихонбаси, проект R» («Нихомбаси ко:касита R кэйкаку»; напомню, что знак «:» в русской транслитерации следует за долгим гласным звуком). В числе прочего мы пытались понять, есть ли хоть какое-то соответствие между прекрасным видеорядом клипа и текстом песни. Для этого пришлось разыскать «лирику» на японском, потому что на слух она восприниматься не желала. Иероглифы, скажу честно лучше, помогли нешибко.

https://soundcloud.com/1stplace/r-sample
Nihonbashi Koukashita R Keikaku (sample) by 1stPLACE

По-японски это дело выглядит вот так:

3,2,1,0で瞑想中
アンテナを張ってみよう
3,2,1僕は研究中
ミラー越しに見てた
愛なんて信じちゃいけないよ？
その雰囲気（ムード）はちょっとダサいね
濁っちゃった空気は知らないよ
無視してさ、進もう
白線を踏み外さないように未来へ
振り向いて、忘れないように右へ倣った
自動車も自販機もいないのかい？
切なくって
飛行機は空からキラキラ光ってた
嘘つき土曜日もコンクリートは見ていて
真夜中が何度も廻るよ

Разберемся с первыми строчками:

3, 2, 1, 0-дэ мэйсо:тю:

«Три, два, один, ноль-дэ…» Дэ — показатель инструментального падежа: посредством чего-либо. Мэйсо: — медитация, размышление. Тю: — «в процессе» (знак «середина»). То бишь: «Три, два, один, ноль — веду счет и вот так медитирую».

антэна-о хатэ миё:

«Попробую-ка выпустить антенну». Или много антенн, потому что множественного числа в японском нет. «Попробую-ка» дословно — что-то вроде «имею намерение постараться».

3, 2, 1 боку-ва кэнкю:тю:

«Три, два, один — я веду исследование». «В процессе исследования», та же «середина».

мира: коси-ни митэта

«Я глядела по ту сторону зеркала». Поперла кэрролловщина!

Итого: лирическая героиня то размышляет, то ведет некие исследования по ту сторону зеркала, норовя при этом еще и выпустить антенны. Может быть, дальше станет яснее?

аи нантэ синдзитя икэнай ё?

Вижу знакомый до боли иероглиф «любовь»! Наверное, это песня всё-таки про нее. Про любовь. Итак: «Нельзя верить во всякую там любовь?» Это вопрос, обращенный, надо думать, к слушателю по ту сторону зеркала.

соно фунъики-ва тётто дасай нэ

«Такой настрой слегка…» Слово дасай имеет кучу значений, и все негативные, от «пошлый» и «противный» до «старомодный» и «омерзительный». Как-то тупо, короче говоря, не верить в любовь.

ниготтятта ку:ки-ва сиранай ё

«Не знаю, что такое загрязненная атмосфера». Редкая песня сегодня обойдется без экологии и ее проблем.

муси ситэ са, сусумо:

«Проигнорирую, двинусь дальше». Гордо так проигнорирую, чем порукой — частица са, которая, как написано в грамматике Сэмюэля Мартина, знаменует собой энергичность и напористость. Вот возьму и…

Терзать читателей далее смысла нет, потому что осмысленнее текст не становится. В нём есть и будущее, в которое надо шагать как по белой линии, не оступаясь; и лживая суббота, в которую вглядывается героиня; и многократно возвращающаяся полночь. При желании можно, конечно, выстроить из обрывков фраз словесную конструкцию и сказать, что она отражает внутренний мир вокалоида. Можно сделать и эквиритмический перевод, то бишь перевести текст так, чтобы поклонники IA смогли подпевать по-русски. Типа:

//три-два-раз-ноль я размышляю
эх, антенны выпустить бы мне
три-два-раз вот я изучаю
сквозь зеркало я смотрю

ты в любовь совершенно не веришь?
ну и дура же ты, я скажу
чем тут пахнет — я не замечаю
на фиг, на фиг, пойду я себе…//

Как ни крути, эта песня напоминает другую, родом из детства:

//по реке плывет кирпич
деревянный как стекло
ну и пусть себе плывет
нам не нужен пенопласт

если хочешь закурить
в углу валенки стоят
эта песня про любовь
что тебя танк раздавил//

Если серьезно, песня IA многое говорит нам о том, как функционирует поэзия в языке с существенно иными, чем в русском, отношениями между словами и контекстом. В русском абсурдный «набор фраз» либо откровенно смешон, либо загадочен (вспомним стихи Джорджа Гуницкого, на которые иногда пишет песни сам БГ: бьет колокол, похожий на окно / все птицы обескрылены давно…). В японском же любое слово может означать больше, чем в русском, кроме того, все привыкли, что львиная доля пояснений опускается за ненадобностью. Таким образом, что русскому сгущенный хаос, то японцу — повод вообразить некий стройный сюжет, в котором найдется место и грязному воздуху, и антенне, и зеркалам. Или по меньшей мере предположить, что такой сюжет есть. И — как в песне, гордо не замечая абсурда, двинуться дальше.

«Под мостом Нихонбаси…» — не общее место, но и не исключение из правил. Скажем, песни из аниме «Меланхолия Харухи Судзумии» местами столь же хаотичны, и требуется приложить немало усилий, чтобы сложить из разрозненных словосочетаний русский текст, который не будет выглядеть как «эта песня про любовь». Да здравствует японский Хаос!

Домашнее задание: попробуйте на досуге преобразить начало «Под мостом Нихонбаси…» во что-нибудь логичное. Может быть, у вас получится. В конце концов, темными местами переводчика не испугаешь. К тому же культура Страны восходящего солнца буквально зиждется на темных местах. Взять тот же «Кодзики»: медведь-оборотень выпустил свои когти, и был добыт небесный меч у Такакура; хвостатые существа представали ему в пути, и большой ворон указал дорогу на Есину… Постепенно дело дошло и до рождения японских поэтов-песенников. Помянем же нервные клетки, павшие в неравной борьбе с их текстами. И — не сдаваться: блинский блин с нами! —НК

Николай Караев работает переводчиком: он глядит в тексты до тех пор, пока тексты не начинают глядеть в него. Время от времени переживаний набирается на колонку для «Отаку».

Перевести, как известно, можно любой текст. Во всяком случае — дословно. Беда в том, что дословный перевод — подстрочник — мало кому согреет душу. Читателю и зрителю подавай художественный перевод без того, что переводчики и редакторы называют «кальками». Калька — это когда вы видите, например, в английском тексте «I have a headache» и в переводе пишете «я имею головную боль» вместо «у меня болит голова», и потом имеете головную боль после разговора с редактором.

В переводе с японского, который по структуре, грамматике и прочему от русского куда дальше, чем язык Шекспира, калечные (с ударениями на первый или второй слог) конструкции выглядят чудовищно. Взять хоть простенькое и коротенькое слово «ото», записываемое не самым сложным иероглифом в девять черт (音: наверху — «вставать», внизу — «солнце») и означающее «звук». Это, поверьте мне, кошмар переводчика.

Вспомним одно из двух самых известных хокку великого японского поэта Басё — про лягушку (второе, понятно, про улитку):

//фуруикэ я
кавадзу тобикому
мидзу-но ото//

Подстрочник:

//древний пруд, о
лягушка прыгает
звук воды//

Именно так: звук воды. Басё не уточняет — хотя в японском вполне себе есть средства для того, чтобы уточнить, как именно прозвучала вода, когда в нее вторглась пресловутая лягушка. Громкий всплеск раздался или тихий всхлип — это науке неизвестно. Звук воды. Всё. Вот как хочешь, так и понимай.

Собственно, японский читатель именно это и делает: понимает как хочет. Японский язык на кончике кисти умного автора вроде Басё превращается в картину, на которой контуры едва обозначены: нам дают достаточно информации, чтобы примерно понять, что происходит, но крайне недостаточно для того, чтобы прочувствовать, как именно разворачивается действие. Японцы предпочитают многие вещи не уточнять в принципе, полагая, что в контексте собеседник (или читатель) всё, что нужно, поймет и так. Доходит до смешного: некий писатель не уточнил пол второстепенного персонажа, скрыв его за бесполой фамилией, и когда переводчик-англичанин подступился к писателю с вопросом, с кем мы имеем дело, с he или she, автор развел руками — он и сам не знал…

Возвращаясь к лягушкам: там, где японский язык может позволить себе туманный намек, русский просто-таки требует уточнения. «Звук воды» по-русски — это пресная фраза. Нехудожественная. Никакая. Если ограничиться по-русски «звуком», читатель ощутит себя обманутым. Иными словами, адекватный перевод невозможен: японский текст предлагает интерактив, множественность смыслов, распутье, где каждый выбирает дорогу себе по вкусу; русский же текст — это, как правило, один путь — извилистый или прямой, но один-единственный.

Так что абсолютно права была Вера Маркова, когда перевела «звук воды» классической фразой «всплеск в тишине». Разумеется, переводчик додумал за автора — мы не можем быть уверены в том, что Басё имел в виду именно всплеск. Но не додумать было нельзя.

Какое отношение Басё имеет к аниме? О, самое прямое. Макото Синкай, в универе изучавший, напомню, японскую литературу, написал повесть «5 сантиметров в секунду» неплохим японским языком. И этих «ото» у него там — видимо-невидимо (и слышимо-неслышимо). Несколько примеров с дословным переводом: «муси-но ото» — «звук насекомых», «ики-о ному ото» — «звук глотаемого вздоха», «рё:ри-но ото» — «звук готовки», «ки:-о татаку ото» — «звук стучания по клавиатуре», «амэ-но тихё:-о татаку ото» — «звук дождя, стучащего по поверхности земли», «нурэта до:ро-о курума-га субэру ото» — «звук машин, скользящих по мокрой дороге», «хо:тё:-но ото я канкисэн-га мавару ото» — «звук кухонного ножа и звук вращающегося вентилятора»…

Что самое противное, все мы отлично представляем себе, о чём идет речь. На уровне именно что звука. Но, блинский блин, как это сказать по-русски?

Понятно, что в каждом случае решение ищется отдельно. И, конечно, переводчик по большому счету только тем и ценен, что подбирает адекватную словесную форму авторскому содержанию. Да и русский язык на деле полон звуков. Так, цикады по-русски могут стрекотать, петь, в том числе хором, в том числе нестройным, давать концерт, наконец. «Звук дождя, стучащего по поверхности земли, и звук машин, скользящих по мокрой дороге» превратились в переводе вашего покорного слуги в «шелест дождя и шуршание машин на мокром шоссе», и, честно сказать, этой фразой я горжусь — в ней достаточно «ш», чтобы въяве расслышать то, о чем пишет Синкай. С кухонным ножом всё более-менее понятно — «стук кухонного ножа» («в лесу раздавался», ага). Звук, издаваемый вентилятором, не столь очевиден, оттого появился «шум включенного вентилятора» — не лучшее решение, но, положа руку на сердце, и не худшее. И так далее.

Домашнее задание: попробуйте на досуге превратить в удобочитаемые русские фразы «тэйся сита дэнся-но эндзин-ото» — «звук мотора поезда, совершившего остановку», а также «ками-но мато-о я-га цурануку ото» — «звук стрелы, поразившей бумажную мишень». Удачи. Блинский блин с нами! —НК

Русскоязычное издание повести Макото Синкая «5 сантиметров в секунду» в переводе Николая Караева готовится компанией Reanimedia.

Николай Караев работает переводчиком: он глядит в тексты до тех пор, пока тексты не начинают глядеть в него. Время от времени переживаний набирается на колонку для «Отаку»

Есть мнение, что переводчиком стать легко: достаточно «знать язык». «Он знает язык!» — веско сообщают нам, подразумевая, что дело в шляпе. Пожившие люди хмурятся: они видели переводчиков, «знавших язык», они видели даже тех, кто знал прилично два языка: чужой и родной. Но и такое сакральное знание не всегда гарантировало сколь-нибудь приличный результат.

Ибо перевод — особенно с японского — это не только текст, это прежде всего контекст. Хорошо, когда всё просто и ясно: «Смеркалось. Я шел домой. Навстречу шагало гигантское человекоподобное…» А что делать несчастному переводчику, если автор не в меру начитан и сыплет цитатами?

Вот характерный пример из The Sky Crawlers Мамору Осии. Одна из первых сцен: пилот Юити Каннами прибывает на базу ВВС и является к командиру Суйто Кусанаги (это женщина). Беседуют они, если верить русскому фэнсубу, примерно так (орфография и пунктуация перевода сохранены):

Каннами: Каннами Юичи, прибыл в ваше распоряжение.
Кусанаги: Кусанаги Суйто. Быстро. Я думала, что вы прилетите вечером.
Каннами: Вечернее солнце слепит при посадке.
Кусанаги: Камию?

Оставим в покое имя «Юичи» в противовес правильной транслитерации «Юити» и слово «быстро» (тут «хаякатта» — это скорее «рано»). Обратимся к загадочному слову «камию». Что это такое и с чем его едят? Другой переводчик, может, плюнул бы и оставил «камию» как есть: пусть зритель голову ломает. Но нам попался честный фэнсубер, решивший докопаться до истины. Видимо, он долго размышлял над значением странного слова, потому что в итоге в фэнсубе появился не менее странный комментарий: «Камию — сокращение от имени (KAnnaMI YUichi)».

Увы, фэнсуберу не пришло в голову, что таким манером японские имена не сокращаются: фамилия «Каннами» пишется иероглифами с чтениями «кан» и «нами», а разбивать чтение иероглифа на слоги японец вряд ли станет. Впрочем, попытка понять, что же ты переводишь, сама по себе благородна, пусть переводчик и не вполне угадал смысл происходящего.

О чем говорят герои фильма? Кусанаги: «Хаякатта-но нэ. Ю:гата да то омоттэ ита кэдо» («[Как-то вы] рановато. Я думала, [вы прилетите] вечером»). Каннами: «Тайё:-га амари мабусикатта-кара» («[Вечером] солнце очень сильно слепит»). Кусанаги: «Камю?»

Да, именно и только Камю, точнее, Альбер Камю(1913—1960),французский писатель, лауреат Нобелевской премии. Ларчик открывается просто: Каннами цитирует роман «Посторонний», а Кусанаги узнает цитату. И всё.

То есть, конечно, не всё. Что должен сделать переводчик, столкнувшись с такой ситуацией? Во-первых, понять, откуда дровишки, то есть цитата. В наше время для этого можно воспользоваться Google — с большой вероятностью процитированные слова в интернете обнаружатся. Во-вторых, найти цитате русское соответствие. То есть: (а) найти цитату в японском переводе; (б) найти соответствующее место в оригинале; (в) найти его же в русском переводе романа.

Этап (б) можно миновать, но лучше этого не делать — игру в испорченный телефон никто не отменял. Каннами цитирует японский перевод романа неточно, а переводчик, в свой черед, обращается с оригиналом достаточно вольно. Камю написал иначе: «L’éclat du ciel était insoutenable»; по-русски — в переводе Норы Галь — «небо слепило нестерпимо». Вот эти-то слова и должны появиться в русском переводе The Sky Crawlers. С учетом того, что Каннами, насколько можно понять, имеет в виду всё-таки вечернее солнце, а значит, прошедшее время надо поменять на настоящее: «Вечером небо слепит нестерпимо».

Слово преткновения в переводе на английский язык (кадр из американского издания фильма на Blu-ray). Русский фэнсуб появился гораздо раньше и был в кои-то веки сделан на основе японского оригинала.

Знать язык мало; хорошо бы знать еще что-то помимо языка. На худой конец — быть готовым разобраться в любых авторских хитросплетениях. Иначе камию не оберешься. —НК

Николай Караев работает переводчиком: он глядит в тексты до тех пор, пока тексты не начинают глядеть в него. Время от времени переживаний набирается на колонку для «Отаку».

C японской анимацией (манге больше повезло) в России сложилась ситуация, немыслимая, допустим, в литературе: перевод с языка оригинала тут — не норма, а исключение. Обычно фэнсуберы переводят аниме с английского. Оно и понятно: английский худо-бедно учил почти каждый, а людей, знающих японский хоть приблизительно, мало. И аниме многие из них не смотрят. Поэтому вместо перевода мы имеем чаще всего переперевод.

Да, так быстрее и дешевле. Да, может быть, так даже интереснее, если иметь в виду интеллектуальную игру «угадай оригинал». Но только скорость, деньги и мелкие личные удовольствия к переводу как таковому не имеют никакого отношения.

Проблема переперевода, как и проблема списывания у соседа по парте, упирается в доверие. Даже если вы уверены, что сосед знающ и умен, ничто не мешает ему сглупить и ошибиться, а то и, сойдя с ума, сочинять матерные частушки вместо того, чтобы писать сочинение на тему «Протодаосизм в романе Льва Толстого „Война и мир“». «Кол» в четверти будет, между прочим, у вас.

Объясню на примерах. Самый безобидный случай: русский фэнсуб «Меланхолии Харухи Судзумии», серия первая, реплика первая. «Сунао-ни суки-то иэнай кими-мо…» — поет Микуру. «Не могу сказать тебе, что мне нравится в тебе!» — подпевают фэнсуберы, не подозревая, что стреляют мимо всех мишеней. Ибо дословный перевод японской фразы — «Ты не можешь откровенно сказать: „[Ты мне] нравишься“».

Почему так вышло? Видимо, потому, что опозорились фэнсуберы английские («I can’t tell you I like you in person!»), а наши у них тупо списали. Переводили бы с японского — сразу увидели бы, что «не можешь сказать» («иэнай») относится к «ты» («кими»). Песенка о том, что Микуру — девушка робкая, но парень ей попался еще робче.

Это, повторю, самый безобидный случай. Куда хуже обстоит дело, когда вроде бы никто не ошибся, но… Вот характерное место из миядзаковского «Порко Россо». Паря над океаном на честном слове и на одном крыле, главгерой хвалит мотор своего самолета: «Со: со: ии ко да но, эндзин-тян!» Английская версия: «That’s right, engine! Good boy!»

Смысл передан верно, дословно было сказано: «Так, так, хороший мальчик, мотор-тян!» Лишь уменьшительно-ласкательный суффикс пропал втуне. Но не потому, что переводчик не ведает, что такое «тян». Ведает. Просто в английском образовать уменьшительную форму от «мотора» нельзя при всем желании — нет в языке таких средств. А в русском они есть: «Вот так, моторчик, молодец…» Согласитесь, есть разница между «мотором» и «моторчиком». И если переводить «Порко» с английского, эта разница будет утрачена безвозвратно. (К слову, в английском варианте «Улитки на склоне» братьев Стругацких слово «машинка» перевели тяжеловесным «machine» — и вся лирика моментально исчезла. По-японски же машинка вполне могла стать машиной-тян.)

Занимаясь перепереводом, легко пропустить нюансы изначального текста, — и прощай, моторчик!

И последний пример: когда, переводя на английский, ошиблись намеренно. Бывает и такое: японцы, гордые тем, что говорят на сложнейшем в мире языке, упрощают переводы сплошь и рядом. В аниме Umi-ga kikoeru студии Ghibli есть сцена, где героиня играет в теннис с одноклассницей, а за ними наблюдают восхищенные мальчики. Один из них восклицает: «Тэнису-бу-но Сэри-га кодомо ацукаи дзя!» — «[Она] разгромила Сэри из теннисной секции, как ребенка!» В субтитрах на официальном DVD значится: «She didn’t even break a sweat!» — «Она даже не вспотела!» Смысл (как бы) тот же самый, что до подробностей… к чему гайдзинам подробности?

В итоге, переводя японский текст с английского, рискуешь потерять всё: и смысл, и эмоции, и детали. Так что, брат переводчик, переводи-ка аниме с японского. Если же, не зная нихонго хоть приблизительно, ты переводишь с английского — не удивляйся. —НК